В арсенале современных антимарксистских теорий видное место отводится теории депролетаризации. Суть этой теории, якобы опровергающей марксизм, заключается в следующем: с началом научно-технической революции пролетариат отодвигается на второстепенные позиции “средним классом”, поэтому марксизм, считающий пролетариат и буржуазию основными классами капиталистического общества, неправилен; марксизм устаревает, ибо он – идеология того класса, который теперь если и не исчезает, то, во всяком случае, теряет прежнее значение.

При знакомстве с этой теорией сразу же возникает затруднение при выяснении, что понимается здесь под термином “средний класс”, т.к. в теории депролетаризации имеется эклектическое множество определений этого термина, таких как:

1) работники, не оказывающие непосредственного воздействия на объект труда (порой дается более жесткая формулировка – работники умственного труда);

2) люди со средними доходами, не богачи и не бедняки;

3) работники, купившие акции;

4) работники, соучаствующие в прибылях предприятий.

Просто диву даешься, как примитивно понимают марксизм его опровергатели и как упорно свое непонимание этой теории они выдают за ее ошибочность. Так, понятие “пролетариат” они превращают в понятие “человек, занятый физическим трудом” или “человек, непосредственно воздействующий на объект труда” (мало заботясь о том, чтобы не смешивать два последних определения), и поскольку доля таких людей в общей структуре экономически активного населения (ЭАН) элитарных капиталистических стран снижается, то отсюда делается вывод об ошибочности марксизма.

Так трактуют понятие “пролетариат” критики марксистской теории. Теперь посмотрим, какой смысл вкладывали в него основоположники научного коммунизма.

Пролетарий – это человек, не имеющий средств производства и потому живущий за счет продажи своей рабочей силы. Эта проданная рабочая сила используется капиталистом для создания и увеличения стоимости, то есть пролетарием может быть только производительный работник. Но это еще далеко не все: определения требует также и понятие “производительный работник”.

“Пока процесс труда является чисто индивидуальным, один и тот же работник объединяет все те функции, которые впоследствии разделяются. При индивидуальном присвоении предметов природы для своих жизненных целей работник сам себя контролирует. Впоследствии его контролируют. Отдельный человек не может воздействовать на природу, не приводя в движение своих собственных мускулов под контролем своего собственного мозга. Как в самой природе голова и руки принадлежат одному и тому же организму, так и в процессе труда соединяются умственный и физический труд. Впоследствии они разъединяются и доходят до враждебной противоположности. Продукт превращается вообще из непосредственного продукта индивидуального производителя в общественный, в общий продукт совокупного работника, то есть комбинированного рабочего персонала, члены которого ближе или дальше стоят от непосредственного воздействия на предмет труда. Поэтому уже самый кооперативный характер процесса труда неизбежно расширяет понятие производительного труда и его носителя, производительного работника. Теперь для того, чтобы трудиться производительно, нет необходимости непосредственно прилагать свои руки; достаточно быть органом совокупного работника, выполнять одни из его подфункций” [12, с.516-517] (Курсив мой – Е.Ф.).

Из приведенной цитаты видно, что в теории Маркса (как и в действительности!) понятие “производительный работник” намного шире понятия “непосредственный производитель вещественных ценностей”; оно охватывает все профессиональные группы, труд которых необходим для создания стоимости независимо от того, заключается ли их труд в прямом воздействии на предмет труда или в косвенном.

Об одной из наиболее многочисленных профессиональных групп, чей труд не связан напрямую с созданием стоимости, – о торговых рабочих – Маркс говорит следующее.

“Торговый рабочий непосредственно не производит прибавочной стоимости. Но цена его труда определяется стоимостью его рабочей силы, следовательно издержками ее производства, тогда как проявление этой рабочей силы в действии, ее напряжение, расходование и износ, как и у всякого другого наемного рабочего, отнюдь не ограничено ее стоимостью. Поэтому его заработная плата никак не пропорциональна массе прибыли, которую он помогает реализовать капиталисту. То, что он стоит капиталисту, и то, что он ему приносит, – это различные величины. Он приносит ему прибыль не потому, что непосредственно создает прибавочную стоимость, а потому, что помогает уменьшить издержки реализации прибавочной стоимости, поскольку он выполняет отчасти неоплаченный труд” [13, с.329].

По этой причине торговые рабочие относятся к пролетариату.

То же самое с соответствующими изменениями относится и к конторским и банковским работникам. Но буржуазные экономисты, не утруждая себя объяснениями, приписали эти три категории, на которые в США, к примеру, приходится свыше половины ЭАН, к средним классам и на этом хлипком фундаменте возвели шаткое здание теории депролетаризации.

Так обстоит дело, по нашему мнению, с марксистской точки зрения.

Если же довериться “сокрушителям” марксизма и в качестве отличительного признака пролетариата считать его непосредственное воздействие на объект труда (физический труд), то неизбежно возникнут нелепые ситуации. Например, на уборке сахарной свеклы группы рабочих выдергивают корнеплоды и кидают их в кузов машины; учетчица записывает количество погруженных каждой группой машин. Определим классовую принадлежность этих работников. С рабочими все ясно: они типичные пролетарии. Но кто учетчица? Непосредственно на объект труда она не воздействует, труд ее – умственный, значит, она – не пролетарий, хотя и получает зарплату меньше рабочих? Кто же она тогда? Средний класс?! Благодаря учетчице правильнее начисляется зарплата рабочим, что побуждает их к более производительному труду: расходование рабочей силы учетчицы, таким образом, влияет на появление дополнительной стоимости, причем эта дополнительная стоимость больше той, что уплачена за ее рабочую силу (иначе эта должность не существовала бы), поэтому она – пролетарий и никто другой.

Уборщица на фабрике на предмет труда (пряжу и т.д.) не воздействует, – что же, и ее назвать “средним классом”, несмотря на то, что ее труд – простой физический? Нет, конечно: поддерживая чистоту в помещениях, она создает условия для более производительного труда рабочих, расходование ее рабочей силы, опять же, приводит к появлению дополнительной стоимости.

Но в мозгу буржуа (и не поднимающихся выше его обыденного сознания буржуазных экономистов) застыло восприятие пролетария как работника, непосредственно создающего вещественные ценности, – восприятие, сложившееся в начальный период развития промышленного капитализма. Этому еще более способствовало то, что новые категории работников – торговые, конторские и банковские – выполняли также операции, которые когда-то выполнялись капиталистом, поэтому не удивительно, что эти профессиональные группы были восприняты вульгарной буржуазной политэкономией как нечто принципиально отличное от пролетариата. Более быстрый рост этих категорий работников также давал повод утверждать, что роль пролетариата убывает, и что Маркс неправ.

Представим человека, который кучу геометрических тел распределил по форме и установил, что шаров – 20%; другой разобрал те же тела по цвету и определил, что черных – 3%. Могут ли результаты исследований второго служить для опровержения первого? Вопрос кажется издевательским, однако он имеет самое что ни на есть прямое отношение к тому, как на пороге третьего тысячелетия опровергают марксизм.

В основе марксистской классификации буржуазного общества лежит прежде всего отношение разных его частей к собственности на средства производства, современная же буржуазная политэкономия разделяет это общество по уровню доходов [20, с.4]. В основу этих двух классификаций положены разные критерии, что не мешает громогласным сокрушителям теории Маркса прямо использовать результаты одной для опровержения другой.

Маркс и Энгельс представляли дело так: с одной стороны находится буржуазия, владеющая средствами производства и покупающая рабочую силу, с другой – пролетариат, не владеющий средствами производства и вынужденный в силу этого продавать буржуазии рабочую силу; в этом отношении они противостоят друг другу экономически, а следовательно, и политически. Между этими противоположными классами находятся социальные слои, имеющие мелкие средства производства и сами их применяющие (крестьяне, ремесленники, мелкие торговцы): их они назвали средними классами [14, с.419-460]. Маркс и Энгельс проводили деление общества по классовому признаку: на одном полюсе - пролетариат, на другом – буржуазия, а между ними – средние классы. В противоположность этому современная буржуазная политэкономия проводит деление общества по принципу величины дохода: верхний слой общества - богачи, нижний – бедняки, а посреди – благословенные “средние классы”.

Когда Маркс и Энгельс делали вывод об уменьшении среднего класса в обществе, они имели в виду господствующую в буржуазном обществе тенденцию разорения мелких частных собственников; буржуазная же статистика, говоря о росте среднего класса, подразумевает увеличение числа людей со средними доходами. Одинаковым термином в этих двух классификациях обозначаются разные по содержанию явления, и результаты одной классификации так же мало могут быть полезны для суждения о правильности другой, как мало данные измерения массы предмета в граммах могут служить основанием для суждения о правильности измерения радиоактивности того же предмета в кюри.

Покупка акций рабочими и служащими трактуется буржуазной политэкономией в том смысле, что пролетарий становится совладельцем средств производства и, таким образом, перестает быть пролетарием, превращается в нечто иное, и на это нечто иное торжественно вешается табличка “средний класс”.

Этот аргумент в пользу теории депролетаризации выглядит обоснованнее, тут хотя бы упоминается об отношении к средствам производства – действительной основе классового деления общества, но он используется адептами этой теории весьма неохотно, потому что масштабы такого перехода собственности в руки пролетариата настолько ничтожны и классификация общества с выделением средних классов по этому признаку дала бы столь незначительные результаты, что привела бы апологетов капитализма к нежелательным для них выводам.

(Для полной ясности необходимо сделать одно замечание. Когда говорится: “Пролетарий – это человек, не имеющий средств производства и потому продающий рабочую силу”, – эти слова не должны пониматься буквально, то есть как “не владеющий абсолютно никакими средствами производства”. Возможно, что он имеет какой-то источник дохода помимо продажи рабочей силы, но если этот доход незначителен, то сути дела это не меняет. Решающее значение имеет то, является ли продажа рабочей силы главным источником его доходов).

Если пролетарий, купивший акции, уже не пролетарий, то и другой пролетарий, сберегающий деньги в банке, получается, тоже перестает быть пролетарием, ведь этот его вклад становится частью общественного капитала, а он – владельцем этой части?

Сбережение части своего дохода в форме покупки акций или вложения денег в банк – это лишь свойственная современному капитализму форма сбережений трудящихся. Английский пролетарий, например, сохраняя часть своего дохода путем покупки акций, так же мало перестает быть пролетарием, как индийский крестьянин пятьсот лет назад, сохраняя часть своего дохода путем покупки золота, не переставал быть крестьянином, ибо он после этой покупки снова шел пахать, сеять и жать, в английский пролетарий – снова идет продавать свою рабочую силу.

Об изменении классового положения можно было бы говорить только в том случае, если бы оказалось, что: 1) величина доходов от акций и вкладов в банк превысила таковые от продажи рабочей силы, заняла главное и устойчивое место в структуре доходов пролетариата; 2) значительная доля акционерного капитала перешла в руки пролетариата. Так как всего этого нет, то и, как говорится, суда нет: продажа рабочей силы остается для пролетариев не только преимущественным, но и почти единственным источником доходов, и только малая доля акционерного капитала находится в их в руках. (Так, в США 1,6% взрослого населения – крупная буржуазия – владеет 82,4% акций [2, с.99]).

Вероятность того, что в будущем пролетариат приобретет много акций и станет собственником средств производства, равна нулю: во-первых, его денежные средства ограничены заработной платой, а во-вторых, биржевые кризисы, перемещают акции из рук мелких держателей в руки крупных. Так самой капиталистической действительностью воспроизводится главное условие капитализма: наличие с одной стороны собственников средств производства и наличие с противоположной стороны массы лиц, не имеющих возможности заработать на жизнь иначе, кроме как продажей рабочей силы [12, 585-584].

Соучастие рабочих в прибылях заключается в том, что они в награду за более усердный труд, создающий большую прибавочную стоимость, получают некоторую прибавку к зарплате.

Пролетарий продает капиталисту рабочую силу, и, как всякий товар, последняя имеет тем более высокую цену, чем выше ее качество. Если пролетарий усерднее трудится, это значит, что он предоставляет капиталисту рабочую силу более высокого качества, чем средняя, и это повышение качества товара должно оплачиваться. Доход, полученный при этом пролетарием можно разделить на X – среднюю цену рабочей силы, среднюю зарплату данной категории работников на данном предприятии, и на Y – доплату за качество товара.

Вроде бы все ясно.

Но вот появляется буржуазный экономист – и начинаются метаморфозы: величину Y он объявляет... частью прибыли капиталиста! А раз так, то получается, что такой пролетарий становится сопотребителем прибыли и в этом качестве превращается в нечто новое. Теперь дело за малым: осталось это “нечто новое” окрестить “средним классом” – и аргумент в пользу теории депролетаризации готов. (По такой, с позволения сказать, логике следует отнести к среднему классу по признаку “соучастия в прибыли” и рабочего, работающего сверхурочно и получающего за это прибавку к заработной плате).

Определение понятия “пролетариат”, данное выше, не является исчерпывающим и нуждается в дополнении.

Принадлежность к работникам умственного труда и принадлежность к классу пролетариата не есть взаимоисключающие признаки. Но, согласно марксизму, разделение в далеком историческом прошлом труда на умственный и физический породило деление общества на классы эксплуататоров и эксплуатируемых.

При капитализме буржуа выполняет только простую функцию надзора и более сложную – функцию управления; наука же с самого начала становится областью деятельности особой группы – ученых. В дальнейшем капиталист передает и оставшиеся функции – контроль и управление – наемным работникам. Ученый и управляющий, будучи наемными работниками, все-таки к пролетариату не принадлежат, ибо они замещают капиталиста и в этом качестве объединяются с ним в один класс.

Выше мы видели, что можно быть пролетарием и не принадлежать к рабочему классу. Теперь же мы видим, что можно быть наемным работником и не принадлежать к пролетариату. Где же пролегает та черта, которая разделяет общество на класс пролетариев и класс капиталистов?

Количественное соотношение предоставляемого товаропроизводителем обществу абстрактного труда, овеществленного в форме товаров и услуг и получаемого взамен от него абстрактного труда в денежной форме, – вот та основа, на которой должно проводиться классовое разграничение профессиональных групп. Если первое больше второго – мы имеем дело с пролетариатом, если меньше – с буржуа. (В этом смысле и размер дохода наряду с положением в обществе может служить для распознавания классовой принадлежности). Можно согласиться с тем, что директор завода должен иметь более высокую зарплату, чем его рабочий и служащий; не может подлежать сомнению и необходимость более высокой оплаты труда ученого как труда большей сложности. Но все дело в величине этого превышения: в США в 1988 г. средний доход директора крупной компании был в 93 раза выше, чем у рабочих. Это, как представляется, – один из признаков, делящий наемных работников на разные классы: рабочие завода и служащие банка относятся к пролетариату, а директор завода или банка – к буржуазии, хотя и те и другие – наемные работники.

Особо следует сказать о врачах и учителях. Те из них, кто обслуживают буржуазию, как правило, имеют более высокую квалификацию, чем те, кто обслуживают пролетариат. Но превышение уровня доходов первых над вторыми многократно больше, чем разница в уровнях их квалификации, то есть первые присваивают абстрактного труда больше, чем затрачивают, вторые – наоборот. Таким образом, можно предположить, что работники этих профессий, обслуживающие буржуа, примыкают к классу буржуазии, а те, кто обслуживают пролетариат, – к классу пролетариата. Деление на классы проходит здесь внутри профессиональных границ.

Таким образом, можно сделать вывод, что разделение наемных работников на классы должно идти также и по следующему принципу: в том случае, если расходование рабочей силы создает или притягивает для капиталиста стоимость большую, чем была уплачена за эту рабочую силу, то перед нами – пролетариат, если меньшую – буржуа.

Качественный фактор – отношение к средствам производства – определяет фактор количественный – количественное соотношение присваиваемого и затраченного абстрактного труда.

Важно при этом иметь в виду следующее: с течением времени отделение собственности от труда, начавшееся с отделения рабочего от средств производства, приводит к отстранению капиталиста-собственника от управления. Возникает различие между собственностью на средства производства и управлением, между юридическим капиталистом (собственником, распорядителем) и функциональным капиталистом (управленцем). Включение последнего в процесс производства принимает форму покупки рабочей силы, что делает его похожим на пролетария.

Таким образом, использование только первого критерия – отношение к средствам производства – не дает возможности провести грань между капиталистом и пролетарием, а применение только второго – соотношение предоставляемого конкретного труда и получаемого абстрактного – ведет к стиранию граней между пролетариатом и средним классом. Следовательно, правильно распознать классовую структуру современного буржуазного общества можно лишь на основе обоих критериев.

“Опровергатели” марксизма удивлены и удручены: средний класс, коим они надеялись заменить пролетариат, средний класс, на который они возлагали миссию устранения классовой вражды и установления в буржуазном обществе мира и согласия, – этот средний класс оказывается весьма подверженным классовым “предрассудкам”. В действительности же большинство из тех групп, что были приписаны к этой категории, относятся к классу пролетариата. А в том, что пролетарии ведут себя по-пролетарски, ничего удивительного нет.

Статистика США относит к пролетариату только промышленных рабочих (28% всех занятых) [5, с. 72]. Наемные работники сельского хозяйства здесь не учитываются, уже это одно показывает, насколько неадекватна такая группировка данных. И более того, торговые и конторские работники и работники сферы услуг объединены в одну группу с управляющими и специалистами и отнесены к среднему классу [5, с.69-72]. При таком подходе удельный вес пролетариата в структуре занятого населения еще в 1960 году уступал средним классам - 37% и 56%, а в 1983 г. – уже 28% и 68%. Буржуазными идеологами эти данные были использованы как доказательство процесса депролетаризации.

Если мексиканец приедет в США и поступит на завод, он будет зачислен в занятое население США. Если же, наоборот, капитал из этой страны придет в Мексику и воплотится в завод, то работающие на нем не будут зачислены в этот разряд. Формально это правильно, фактически – нет, поэтому для наших целей, для суждения о классовой структуре современного буржуазного общества той или иной страны, надо отнести к ее занятому населению также тех, кто работает на капитал этой страны за рубежом.

Теперь давайте разберемся с категорией специалистов, насчитывавшей в США в 1983 году почти 16 млн.[5, с.94] Среди медицинских работников (3,7 млн.) 1,9 млн. приходится на медсестер, труд которых является физическим – сама суть этой профессии состоит в том, чтобы освободить врача от физического труда и позволить ему успешнее заниматься трудом умственным. Если же еще принять во внимание, что 1) физический труд не есть обязательный атрибут пролетариата и 2) ни сложность труда медсестры, ни уровень его оплаты значительно не отличается от таковых у промышленных рабочих, – то правильность определения медсестер как составной части пролетариата бесспорна. То же самое касается и техников, обслуживающих медицинское оборудование, число которых – 1,1 млн. Даже оставляя в стороне вопрос о классовой принадлежности врачей, мы видим, что из 3,7 млн. работников здравоохранения, огульно относимых к работникам умственного труда и, соответственно, к “среднему классу”, 3 млн. фактически являются пролетариями. Аналогичные виды работников, хотя и в меньших размерах, присутствуют и среди других категорий специалистов.

Не все наемные работники являются пролетариями, однако пролетарии составляют среди них подавляющее большинство. Поэтому динамика относительной численности наемных работников дает возможность правильно судить о динамике пролетариата. Во Франции с 1954 по 1980 гг. удельный вес наемных работников в ЭАН вырос с 68% до 87%, в Италии с 1951 по 1981 гг. – с 59% до 72% [6, с.212; 22, с.38-39]. В Норвегии в 1980 г. не имели собственности на средства производства 78,5% населения, 20,6% населения имели средств производства на сумму до 500 тыс. крон, 0,9% – свыше 500 тыс.; на предпринимателей и самостоятельных работников приходилось 10% ЭАН, на рабочих и служащих – 76,7%, на прочих наемных работников – 13,3. В Швеции в 1982 г. наемные работники составляли 94,2% ЭАН, в Дании – 78,1% [1, с.199-200].

Тогда станет явно видна вся беспочвенность попыток провозглашения “исчезновения пролетариата”, “изживания классовой борьбы” и “устаревания теории Маркса”.

***

Последние четверть века в Латинской Америке происходит увеличение числа городских самостоятельных работников, причем скорость роста этой категории ЭАН намного больше, чем других, включая пролетариат, более того – в некоторых странах (Аргентина, Уругвай, Чили и др.) с конца 70-х численность пролетариата сокращается абсолютно. За 80-е годы количество рабочих в Аргентине сократилось с 1,8 млн. до 1,4, а доля городских самостоятельных работников в ЭАН выросла с 14% в 1978 г. до 38% к настоящему времени [17, с.16; 19, с.101].

Термин “средний класс” в данном случае неприменим, поскольку здесь мы имеем дело лишь с разновидностью относительно избыточного населения. Это относится и к переселенцам из деревни (разорившийся средний класс), а также к не находящей работы городской молодежи и потерявшим работу пролетариям. Формально работники этого рода являются средним классом, фактически – частью относительно избыточного населения (наряду с явной безработицей). И если этот вид населения увеличивается, из-за чего статистика регистрирует увеличение доли фиктивного среднего класса в ЭАН за счет сокращения удельного веса пролетариата, то это замещение не только не опровергает Маркса, но и прекраснейшим образом подтверждает его правоту.

12. Маркс К. Капитал. Т.1. – М.: Политиздат. 1973

25. Пропозиція. 1996. №1